Я закрыла глаза, чтобы не видеть того, что должно было последовать. Мне было страшно представить себе то месиво, которое осталось бы после такого удара. Но я услышала противный мягкий шлепок и почувствовала, как твердый осколок черепа рикошетом отскочил от моей щеки.
Часы на плите показывали время: 4:57.
Я сидела, привалившись спиной к стиральной машине, жадно заглатывая воздух, чтобы хоть как-то успокоить обжигающую боль в горле. Мама сидела за столом, обхватив голову руками, и тихо всхлипывала.
Грабитель был мертв. В этом не было никаких сомнений. Его тело было распластано на полу, голова и грудь — под кухонным столом. Куртка была задрана, а правая рука вытянута вперед, словно он, умирая, пытался что-то достать.
С того места, где я сидела, мне было не видно его лица — слава богу, — только затылок, изуродованный смертельным ударом. Вокруг него была лужа крови, да, целое море крови, поблескивающей в ярком электрическом свете. Она медленно растекалась по кафелю пола, подкрадываясь к основаниям шкафов, плиты, колючему коврику у задней двери, пыльным трубам батарей под скамейкой. Мне вдруг вспомнилась строчка из «Макбета», которую когда-то я находила очень странной: леди Макбет, вспоминая об убийстве короля Дункана, говорит: «Кто бы мог подумать, что в старике окажется столько крови?» Теперь я в полной мере понимала смысл этих слов. В голову пришла идиотская мысль: а не доводилось ли и Шекспиру убивать — иначе как бы он смог с такой точностью описать последствия? Кто бы мог подумать, что в худосочном грабителе окажется столько крови?
Кроваво-красная приливная волна угрожала добраться до моих ступней, и я невольно поджала пальцы, чтобы избежать опасного контакта. Но сама не двинулась с места — у меня просто не было сил. К тому же я уже была вся в крови. Мои руки были скользкими от крови, волосы слиплись от спекшейся крови, ночная сорочка была сплошь в пятнах, махровый халат и вовсе насквозь пропитался кровью и набух, словно губка, во рту ощущался металлический привкус.
Когда я вновь бросила взгляд на часы, было 5:13.
Я попыталась заговорить, но горло саднило, и вырвался только хрип. Чуть позже я предприняла новую попытку, и на этот раз она оказалась более успешной.
— Мама?
Она сидела за столом, задумчивая, все так же подпирая голову руками, словно удерживая невыносимо тяжелую ношу. Услышав мой голос, она встрепенулась, но ее взгляд не сразу вернулся в реальность.
— Мам. Наверное, следует вызвать полицию?
Она грустно улыбнулась и покачала головой:
— Именно над этим я и ломаю голову, дорогая.
Я не поняла, что она имела в виду, и решила, что она еще не оправилась от шока.
— Мы должны вызвать полицию, мама, — слабым голосом произнесла я. — Мы должны рассказать им, что произошло. Они вызовут «скорую». Мне нужно в больницу… моя шея… я умру от боли.
Но она не пошла к телефону. Она так и сидела за столом, поджав босые ступни, чтобы не испачкать их в луже свернувшейся крови. С опухшей правой щекой и подбитым глазом, вокруг которого растекался темно-фиолетовый синяк, она была сама на себя не похожа — передо мной был как будто другой человек.
— Мам? — не унималась я. — Ты позвонишь в полицию? Мне нужно в больницу.
Но она даже не потянулась к телефонной трубке.
— Шелли…
— Мм?..
— Что произошло, когда ты выбежала в сад? Я не видела, потому что возилась с веревками на ногах. Но успела заметить, что ты схватила нож. Что было потом?
— Я ударила его ножом, — ответила я.
— Куда?
— В спину.
— У него было оружие?
— Нет.
— Сколько раз ты его ударила, прежде чем я нашла тебя на кухне?
— Я не знаю… много… много раз. Мамочка, — застонала я, — когда же ты позвонишь в полицию?
Ее ответ ошеломил меня.
— Я не хочу в тюрьму, Шелли.
— О чем ты говоришь? — прохрипела я. — Что значит, в тюрьму?
— Я не хочу в тюрьму, — повторила она, холодно и бесстрастно. — И не хочу, чтобы ты села в тюрьму.
— О чем ты, мама? Никто не посадит тебя в тюрьму. Это он ворвался в наш дом. У него был нож. Мы защищались, видит бог. Он ведь душил меня — если бы ты вовремя не подоспела, он бы меня убил!
Мне казалось, что она просто не в себе. Я хотела, чтобы к нам пришли на помощь. Я хотела поехать в госпиталь, чтобы меня избавили от этой жуткой боли в шее. Хотела, чтобы меня отмыли от этой липкой крови и я бы снова стала чистой, вдыхала запах мыла и талька, лежала на прохладных накрахмаленных простынях в больничной палате, а вокруг меня суетились медсестры. Но больше всего мне хотелось спать, спать часами, и забыть тот ужас, который только что пришлось пережить…
К моему изумлению, когда я снова посмотрела на маму, она смеялась — но не счастливым смехом, а горьким, нездоровым.
— Если бы все было так просто, Шелли… но это не так. — Она долго собиралась с мыслями, прежде чем снова заговорила: — Он уже уходил из дома, когда ты бросилась за ним в погоню. Он был без оружия…
— Без оружия! — воскликнула я, огорошенная ее словами. — Он мужчина. А я всего лишь девчонка.
— Это не имеет значения! Он покидал наш дом. У тебя был нож, а у него ножа не было.
— Мама, ты несешь вздор. Это была самооборона. Он ведь связал нас. Ударил тебя по лицу. Я не знала, действительно он ушел или собирался вернуться, чтобы убить нас. Он уже возвращался однажды, я не могла рисковать. Полиция никогда не примет его сторону и не обвинит нас…
— Шелли, я юрист. И знаю, о чем говорю. Если мы вызовем полицию, криминалисты обыщут каждый дюйм этого дома. Они быстро установят, что он не был в доме, когда ты напала на него. Мы будем вынуждены признаться, что у тебя в руках был нож, а он был безоружен. У полиции не будет иного выбора, кроме как привлечь нас к ответственности…